ОБ АНТРОПОЦЕНТРИЧЕСКОЙ И ХРИСТОЦЕНТРИЧЕСКОЙ ПАРАДИГМАХ В ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ

Безруков Андрей Александрович,

доктор филологических наук,

профессор кафедры литературы и методики её преподавания

Армавирского государственного педагогического университета

Горьковское определение художественной литературы  как человековедения давно стало хрестоматийным. Однако художественное ведение человека ведется авторами с различных, а зачастую – с диаметрально противоположных онтологических и аксиологических позиций. В равной степени данное положение распространяется и на литературоведение.

Гуманистическая исследовательская парадигма, освещенная и освященная (у гуманистов есть свои святыни и свои подвижники) крылатой фразой того же М.Горького «Человек – это звучит гордо», суть  антропоцентрическая (человек – центр и высшая цель мироздания).

Представители данной парадигмы, как правило, мыслят её универсальной и уверенно манифестируют тождество антропоцентризма и антропологизма, используют эти термины как синонимические. Это несомненно свидетельствует о монополизации ими права на научную полноту и истинность знаний о человеке. Такая уверенность подкрепляется их абсолютной убежденностью в том, что понятия гуманистический и гуманный, гуманизм и гуманность по сути своей идентичны. И уже с высот гуманизма В.Белинский, которого смело можно назвать «отцом» гуманистического направления в отечественном литературоведении, в 1847 году скорректирует определение гуманности: «Гуманность есть человеколюбие, но развитое сознанием и образованием» [2, 378]. Таким образом, благодушие (доброта души), милосердие, любовь к ближнему, выведенные В.Далем как определяющие гуманности [5, 408], если следовать за В.Белинским, лишаются своей значимости по причине утраты связи с «развитым умом». Правда, и В.Даль соотносит гуманность с «человеком, истинно просвещенным». Однако «истинную просвещенность» можно толковать совсем не в духе гуманизма, а в духе, например, И.Киреевского, с которым В.Даль, как известно, поддерживал дружеские отношения. Тогда «истинная просвещенность» будет определятся «православно-русским», «православнохристианским» корнем древнерусской образованности («православное просвещение»).  На качество такой просвещенности указывает несомненно в «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н. Гоголь – во второй половине 40-х годов оппонент В.Белинского, «апостол невежества», по определению того же «неистового Виссариона»: «Просветить не значит научить, или наставить, или образовать, или даже осветить, но всего насквозь высветлить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю правду его сквозь какой-то очистительный огонь. Слово это взято из нашей Церкви <...>. Недаром архиерей, в торжественном служении своем, подъемля в обеих руках и троесвещник, знаменующий Троицу Бога, и двусвещник, знаменующий Его сходившее на землю Слово в двойном естестве Его, и Божеском и человеческом, всех ими освещает, произнося: "Свет Христов освещает всех!"» [4, 70 – 71]. О направленности такой просвещенности в конце своей жизни в 1880 году убедительно скажет Ф.Достоевский, скажет, воспользуемся его выражением, «окончательно и непокровенно»: «Под просвещением я разумею <…> – то, что буквально уже выражается в самом слове "просвещение", то есть свет духовный, озаряющий душу, просвещающий сердце, направляющий ум и указывающий ему дорогу жизни. <…> Я утверждаю, что наш народ просветился уже давно приняв в свою суть Христа и учение его» [6; 26, 150].

На позициях такой просвещенности, согласующейся с христианской (православной) гносеологией, базируется православное направление в современном литературоведении. Его подход к пониманию предназначения человека, к осмыслению художественной концепции личности в русской классике является христоцентрическим.

Литературоведы-носители аксиологических установок гуманизма в качестве иллюстрации верного самого по себе тезиса «мысль о высоком предназначении человека  никогда не угасала в русском сознании» приводят «характерное признание» И.Тургенева из письма Полине Виардо от 19 декабря 1847 года:      «<…> я предпочитаю Прометея, предпочитаю Сатану, образец возмущения и индивидуализма. Как бы мал я ни был, я сам себе владыка; я хочу истины, а не спасения; я чаю его от своего ума, а не от благодати» [7, 377]. Иллюстрация показательная, но неудачная, поскольку содержание приведенных слов И. Тургенева не имеет ничего общего с русским пониманием предназначения человека; более того, демонстративно противостоит ему.

Православный же исследователь адекватное выражение русского понимания предназначения человека усматривает в словах Ф.Достоевского из письма Н.Фонвизиной  (конец января – февраль 1854 г.): «<...> верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпа<ти>чнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа <…>. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно [выделено Достоевским. – А.Б.] было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» [6; 28, I, 176].                                                                                                                         

Таким образом, антропоцентрическому гуманистическому истина вместо спасения, ум вместо Благодати противостоит христоцентрическое православное Христос как «вековечный от века идеал» [6; 20, 172], а не умозрительная истина.

Истоки христоцентризма русской литературы лежат в «Слове о законе и Благодати» митрополита Илариона Киевского (XI век), древнейшем из дошедших до нас памятников книжности допетровской Руси. Когда, пишет Иларион, «въсиа разумъ в сердци» князя Владимира, когда крестился он, «не доселе стави благовериа подвига <...>. Нъ подвижеся паче, заповедавъ по всеи земли и кръститися въ имя Отца и Сына и Святаго Духа, и ясно и велегласно въ всех градех славитися Святеи Троици, и всемъ быти христианом <...>» [1, 44]. Этим «быти христианомъ» Иларион сводит воедино основные проблемы бытия человеческой личности, обозначив тем самым – на века – центральную проблематику русской национальной литературы, и – на основе христоцентризма – указывает пути решения этих проблем: «И всемъ быти христианомъ: малыим и великыимъ, рабомъ и свободныим, уныим и старыим, бояромъ и простыим, богатыим и убогыимъ [1, 44]».          

   В гуманистическом представлении движение личности к торжеству человеческого духа происходит на путях освобождения от пут религиозности, поэтому христоцентризм русской литературы исторически ограничен XI-XVII веками и применительно к XIX веку воспринимается как внеисторический. Для православного подхода христоцентризм, наоборот, всеисторичен, и возвращение к нему классики «золотого века» есть закономерное, естественное возвращение к национальной духовной традиции, предельно ослабленной, но не пресеченной XVIII веком.

Согласимся с универсальным для нас положением современного историка А.Боханова, носителя православного взгляда на ход человеческой истории: «Христоцентричность мировосприятия необозримо расширяет исторические перспективы, восстанавливает живую связь времен и даёт не коррозируемый временем понятийно-категориальный инструментарий. <…> Смысл истории отыскивается не в плоскости суетных и тварных устремлений, не в сфере "удобства", "благополучия", "счастья" рода человеческого, "свободы личности" – категорий, трактуемых как угодно, а в том мире, где наличинствует одна и неизменная цель: постижение, усвоение, приближение к Единой Истине – Иисусу Христу. В данной системе мировоззренческих координат противостояние между "светом" и "тьмой", борьба между "плохим" и "хорошим" выводиться далеко за пределы социологии, приобретая совершенно иной, вневременной масштаб» [3, 8].         

Примечания:

1.     Библиотека литературы Древней Руси: Т.1 (XI – XII века). – СПб.: Наука, 1997. – 544 с.

2.     Белинский В.Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах. Т. 8. – М.: Худож. лит., 1982. – 783 с.

3.     Боханов А.Н. Русская идея. От Владимира Святого до наших дней. – М.: Вече, 2005. – 400 с.  

4.     Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 9 т. Т. 6. – М.: Русская книга, 1994. – 540 с.

5.     Даль Владимир. Толковый словарь живого великорусского языка: Т.1. – М.: Русский язык, 1978. – 699 с.  

6.     Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т.  –  Л.: Наука, 1972 – 1990.

7.     Тургенев И.С. Полн. собр. соч.: В 30 т. Письма, Т.1. –  М.: Наука, 1982. – 608 с.